ты права, жаль, что воспользоваться ей я почему-то не спешил.
— Тогда поспешим хоть сейчас, у Михалыча скоро поезд, а нам еще пилить в самый центр города. И потом, у меня кое-что для тебя припасено.
Она вытащила из сумочки билеты в дом культуры железнодорожников, на выступление артистов Мосэстрады: Жванецкого, Арканова, Задорнова, Альтова. Единственное представление, в наступающую субботу, в семь вечера, цена билетов три рубля, амфитеатр, как-никак.
— Достала из-под полы, можно сказать, урвала у приятеля знакомой. Тот еще перекупщик. А как иначе, билеты в свободную продажу не поступали, только среди своих.
— А посмеяться хочется.
Она с удовольствием кивнула, а я внезапно подумал, вот ведь, вроде сами копаем под взяточника, мошенника, вора и проходимца, каких мало, а в то же самое время, юлим, выкручиваемся, достаем, спекулируем — словом, делаем все тоже, за что пытаемся ухватить самого Ковальчука. Мы только тем и лучше его, что берем меньше и не оставляем никого с носом. А в остальном…. Если поразмыслить хотя бы над этими билетами «для своих», их ведь не выбросили в продажу не потому, что Мосэстрада поставила мало денег, нет, по другим причинам. Дать своим возможность лицезреть лицедеев, и самим лицедействуя, объявлять в кассе, что все билеты проданы, хотя они попросту разошлись среди знакомых спекулянтов, давших ради этого на лапу организатором концерта.
Ни к чему не придерешься. Система, она одна на всех. Система не проговариваемых вслух ценностей и подменных понятий. Интересно, когда разрешат, окончательно и бесповоротно, спекулировать, ведь все к этому и движется, что будет с переплатой? Уменьшится из-за конкуренции или увеличится из-за жадности и сговоров? Наверное, второе.
Мы как-то странно живем, нет, не последнее время, я давно уже задумываюсь над особенностями нашей страны. Провозглашаем одно, стараемся нести в свет зерна истины и непоколебимой веры в человека и человечность, добра и прекрасного будущего, которое обязательно наступит. Живем по кодексу строителей коммунизма, по крайней мере, убедили и себя и особенно окружающих, что именно так и существуем. По внутреннему барометру, показывающему курс на взаимоподдержку и понимание, стремление к чистому, светлому, единому для всех. А при этом в мелочах, обязательно соглашаясь со всем, вышеизложенным — в мелочах мы подличаем, выгадываем, выкручиваемся, даем и берем, воруем и отворачиваемся от ближних. Как будто существуют две морали, одна для всех, а другая для каждого. И такая шизофрения сознания особенно отчетливо проявляется в Михалыче: когда он трезвый, он верит в социальную справедливость от государства и партии, а стоит ему напиться, несет власти почем зря, перебирая им все кости. Ох и икается, наверное, при этом чинушам! Но ведь знает наш дворник, что трезвым он это никогда не посмеет сказать, что это табу, не только противозаконное, но и против самой природы советского человека направленное. А вот пьяным он может говорить, что думает, наверное, что думает, если вместо него устами не работают откровенное презрение и протест против самой природы его не шибко веселого существования человека «из ниоткуда», вроде бы партизанского, а может, сына эсэсовца. Верно, в глубине души, Михалыч и сам не знает, в результате какой связи появился на свет — а потому и старается не думать. А с пьяного что взять, с него как с гуся вода.
Хотя да, мне таким, пусть это и сказано во вред его организма, он больше нравится. Так он честнее хотя бы перед собой. Ну а мы, остальные… мы подличаем и жулим, зная прекрасно, что вытворяем, зная, что нас пусть и могут достать, да не сыщут, именно потому, что все такие… да я вот как пример. Единственный беспартийный в очень идейном по сути своем кооперативе, модельер, который отложил в долгий ящик свои идеи, и теперь как наживку заглотивший больше денег и возможностей и за это перекраивающий допотопные выкройки, которым место на свалке, которые едва ли принесут много денег устроителям, но молчащий именно потому, что получает, что работает, что может хоть иногда устроить в продажу что-то свое. И еще одно — по закону о кооперативной деятельности устроители не имеют право нанимать рабсилу, это прерогатива государства. Так что я — один из новых учредителей, коих очень и очень много в кооперативе. Во всех кооперативах. Одни родственники и учредители. Собственно, тоже самое придумал и Артур, ну да что тут за идейка, она носится в воздухе, описывается в газетах, советуется соседями и приятелями. Она всюду, ей пользуются, на нее закрывают глаза. Даже в исполкоме, когда подмахивают листы с новым составом учредителей, коих должно быть не менее трех и до бесконечности. А что сделать, социализм и индивидуальное предпринимательство могут сосуществовать только так и никак иначе.
И при этом мечтаем что хоть дети сделают за нас то, чего мы, их родители, так и не смогли явить миру. Это я уже про свою учебу в техникуме. Пригодились умения лишь однажды, когда перегорел новенький утюг, да, тут я не сплоховал и заменил шнур. Больше как радиомонтажник ничем себя не проявил.
И это и обидно и горько и как-то по-детски неправильно.
Вот стоило помянуть детей, и они появились. В дверь позвонили, застучали пионеры, именно тогда, когда Михалыч собрался и готовился посидеть на дорожку. Просили макулатурой поделиться, к нам и прежде заходили, но только мало кто давал, видимо, поэтому на какое-то время юные сборщики вторсырья оставили нас в покое. Теперь пришли снова.
Михалыч тут же вынес им охапку журнала «Коммунист», не знаю, обязали его выписывать эту муру или он сам, будучи трезвым, подписался для прикрытия себя, пьяного. Оля принесла газеты, которые собиралась сдать на Дюма, но уж ладно, я тоже отдал несколько журналов «Подвиг», которые перечитывать не хотелось.
Пионеры порадовались, долго благодарили, взвешивали на безмене, прикидывали, потом дворник, хитро́ улыбнувшись, вытащил из ящика комода несколько медных пластин и впихнул их поглубже в журналы.
— Так больше выручите, — усмехнулся он, ребята засмеялись за ним следом. Видимо, сами хотели сделать подобное.
— Можно и кирпич засунуть, только небольшой, чтоб неприметно было, — предложил дворник.
— Нет, нас на этом уже ловили, пластины лучше.
— Михалыч, ну зачем же все отдавать, я же хотел антенну улучшить.
— С нас и медного провода хватит, ты его скрути сильнее, вот и антенна будет или я тебе потом диск принесу. А о детях заботиться надо, — и снова засмеялся вместе с подростками.
Часть добычи пионеры отложили в сторонку, на Пикуля, как стало понятно из их перешептываний. А остальное понесли в школу, позванивая вложенным меж страниц металлом.
— Мы тоже собирали макулатуру, — заметила Оля, собираясь, — вот только проку
